Как вы относитесь к прозе и стихам Инны Гофф?

Я очень люблю Ирину Грекову. Она принадлежит к странному изводу русской прозы, в особенности женской, интеллектуальной прозы, конечно, по преимуществу. Не зря она всё-таки математик выдающийся. Елена Венцель — И. Грекова. Любимая её переменная — игрек. Но лучшие произведения Ирина Грековой — это даже не «Свежо придание» и не «Вдовий пароход», а это две повести, которые я очень высоко ставлю,— «Кафедра» и «Дамский мастер». И вообще её рассказы 60-х годов хорошие: про женщину, у которой дочка собирается рожать (забыл, как называется), «На испытаниях», ещё какие-то военные рассказы у неё были хорошие.

Понимаете, ведь Ирина Грекова, как и Вера Панова — это такое чудо стиля, очень…

Не знаю, я думаю, что все фильмы о молодых учителях, будь то «Контрольная по специальности» или «Доживем до понедельника»,— это осталось в советском времени — отношение к профессии учителя как к профессии сакральной. Понимаете, в чем моральная проблема этого кино и вообще кино об учителях, да и, кстати, и прозы об учителях тоже. Достаточно вспомнить прозу Тендрякова, довольно убедительную, те же «Шестьдесят свечей» или «Расплату». Учитель — это фигура морально ответственная. Для того чтобы учить детей, для того чтобы им соответствовать, соответствовать этой миссии, мы должны быть на определенной моральной высоте. Точно так же, как и «День без вранья» Токаревой,— это рассказ о том, как учитель…

Понимаете, это особый, малоизученный и нами ещё пока не упоминавшийся довольно любопытный такой поворот винта в русской прозе, когда она сделалась достоянием учёных, когда учёные — с их абсолютно точным и в каком-то смысле деконструирующим, разнимающим всё на составные части мышлением — сделались главными русскими писателями: физик Гранин (хотя Гранин, конечно, в большей степени литератор, нежели физик), математик Вентцель (она же Ирина Грекова, И. Грекова), филолог Гинзбург.

Я рассматривал бы, конечно, Лидию Яковлевну Гинзбург… Не путать с Евгенией Семёновной! Я бы рассматривал Лидию Яковлевну Гинзбург именно как одного из выдающихся представителей научного дискурса в…

Моё отношение к Токаревой всегда было особенно серьёзным. Я очень люблю её формулу, которую она сказала когда-то применительно к Довлатову (но мне кажется, что это вернее применительно к ней): «Проза должна быть, как пар над супом. Пар лёгкий, но по этому пару ясно, как много всего варится в этом супе». Вот для меня Токарева — автор одной из очень немногих книг, которую я пытался стырить из библиотеки пансионатской в детстве. Правда, во мне в последний момент взыграла совесть, и я понял, что стоимость этой книги вычтут из зарплаты библиотекарши — и не взял. А это был замечательный «День без вранья» — один из первых токаревских сборников. Но я не сам «День без вранья» больше всего люблю, а больше всего люблю…

Я вслух смеялся от веллеровской «Баллады о знамени». Очень отчётливо помню, как я дома один ночью читаю только что привезённый Веллером из Эстонии ещё тогда препринт «Легенд Невского проспекта», читаю «Балладу о знамени» и хохочу в голос. Очень многое у Токаревой мне казалось забавным (у ранней, молодой Токаревой). Чтобы в голос смеяться… Кстати, ранние фантастические повести Алексея Иванова. В голос я смеялся над романами Михаила Успенского и весь самолёт напугал, хохоча над «Там, где нас нет». Да много текстов. Я не говорю уже про Ильфа и Петрова, которые тоже меня заставляли хохотать от души. Ну, много, много таких вещей, которые по-настоящему забавны.

Из переводной литературы — Виан.…

Вот что касается фэнтези. Понимаете, какую-то великую роль этого жанра, не столь мною любимого, я осознал в середине 90-х, когда наш собеседниковский Руслан Козлов дал почитать свой роман «Остров Буян». Я от кого угодно мог ожидать такой роман, но Козлов – известный политический журналист, он редактировал «Смену» ленинградскую, он автор первой публикации о «Митьках», он и открыл их как течение. Он был автором первого ответа Нине Андреевой на «Не могу поступиться принципами». Когда все замерли, думая, что это произошел поворот в правительстве, а вот Козлов взял и написал очень резкую и язвительную статью «Не могу молчать».

Я знал его как очень сильного публициста. Он замечательно писал,…

Я высоко, положительно оцениваю эту пьесу. Я читал мнения многих фанатов. В «Новой газете» в понедельник у меня выйдет большой разбор этого произведения, я постарался без спойлеров. Мне там два момента особенно понравились. Понравилось, что главная злодейка — всё-таки женщина. Этого со времён Миледи не было. Не сочтите это за спойлер, это для меня важно. Ну и потом, какие спойлеры? Всё это давно напечатано в Сети.

Что касается второго важного для меня открытия. Там потрясающе дана тема родительского бессилия, когда ты понимаешь, что ты хочешь мальчика своего или девочку защитить от боли, а Дамблдор с портрета отвечает: «Боль должна прийти. И она придёт». И тогда почти буквально…

Ребята, я не вижу принципиальной разницы. Я с детьми говорю так, как со взрослыми. Вот как раз сегодня студенты – и меня это очень тронуло – пришли на встречу с русским лектором, и один мне прямо сказал: «Я впервые после ваших семинаров почувствовал ужас ответственности, взрослый ужас жизни». Я этого совсем не хотел, но в каком-то смысле, наверное, и хотел.

Я не вижу разницы между студентом и профессором, а может быть, студент еще и лучше. Я не льщу молодым, не пытаюсь к ним подольститься. Слава богу, у нас неплохие отношения. Я не вижу принципиальной разницы между взрослыми и детьми. Я со своим сыном Андреем всегда говорил как со взрослым. Может быть, иногда слишком жестко. И с Шервудом та же…

Во-первых, они хорошо написаны, быстрое действие... Во-вторых... Это хороший вопрос, я сам не знаю, я даже Харлану Кобену не мог объяснить, чем меня цепляют его романы, он тоже очень удивился. Меня цепляет то, что стартовая ситуация большинства его романов (сейчас вышел новый, который называется «Дураков нет») – это или внезапное исчезновение персонажа, или его внезапное появление. Ребенок внезапно появляется на стоянке парковки, а где он был, куда его родители делись, – не понятно.

Меня вообще цепляют истории с тайнами, но, если говорить серьезно, одна из самых больших тайн, это как цветение в разные сроки, такой приспособлительный механизм растения... Люди исчезают из поля зрения…