Каково ваше мнение о Джоне Чивере?

Обычно рекомендуют «Золотую розу» Паустовского как самое легкое чтение, но я бы так не сказал все-таки. Хотя это убедительно и довольно полезно. Все-таки Паустовский был честный писатель, и он увлекательно рассказывал о процессе рождения замысла. Мне кажется, что и Солженицына интересно почитать, «Бодался теленок с дубом» — как формируется мировоззрение, и вот эти «ловимые» дни, когда приходят мысли, образы. И «Литературная коллекция» его. Он довольно подробно пишет о психологии творчества, о творческом процессе,— и это, может быть, самое увлекательное, что у него есть. Ну и очень полезно почитать переписку крупных авторов. Для меня дневники Чивера были в своем время совершенно настольным…

Видите, почему именно Сол Беллоу, я никогда не понимал. Конечно, на фоне таких гигантов, как Хемингуэй и Фолкнер, он, наверное, фигура не самого первого ряда. Наверное, есть претензии к Солу Беллоу по части его чрезвычайно узкой тематики и по части его довольно специфического юмора. Но я могу попытаться предсказать, почему он.

Именно напряженность интеллектуального поиска и чувство глубокой личной уязвленности, подлинность абсолютная – он же очень автобиографичный. Подлинность абсолютная во всем, что он делал. Это подлинность страдания, напряженность исканий. Наверное, так. Я только Чивера могу рядом с ним поставить. И то у Чивера в прозе – например, в «Bullet Park», который я…

Знаете, вот с Солом Беллоу у меня не случилось взаимопонимания, странное дело, потому что из всех американских прозаиков XX столетия этот нобелиат представляется мне самым, что ли, книжным и самым каким-то узким, то есть вот он совершенно не затрагивает моей части спектра.

Я услышал о нем впервые от Веры Хитиловой. Ну, то есть я знал, что есть такой писатель, но вот когда я делал интервью с Верой Хитиловой во время её приезда на Московский кинофестиваль, она мне сказала, что в последнее время единственный автор, который ей нравится,— это Сол Беллоу. А я так люблю Веру Хитилову, что для меня… Ну, если кто знает, то это великий чешский режиссер-авангардист. От «Турбазы «Волчьей» я был совершенно…

Я никогда не встречался с тем, чтобы к нему как-то относились с ненавистью. Скорее уж «Мэгги, дитя улицы» вызывает, потому что это ранний роман, еще несущий на себе печать ученичества. A «The Red Badge of Courage» — это такая, понимаете, бесспорная классика, национальный эпос. Никогда не видел, чтобы он вызывал какое-то раздражение.

«The Open Boat» того же Крейна, который я, кстати, ценю чрезвычайно высоко — это да, во всех американских университетах это преподносят как образец новеллы. Такой, до Фланнери О'Коннор. Там действительно терпящие бедствие в море, спасающиеся моряки и пассажиры. В общем, это рассказ, немного навязший в зубах.

А так вообще Крейн — он при явной…

Что касается социального реализма, то он чувствует себя очень хорошо, только он ушел в нон-фикшн. И это честнее, это правильнее. В Америке школа нон-фикшна такая, что, пожалуй, в последнее время даже лучше, чем школа традиционного фикшна и сайенс-фикшна уж точно. Нон-фикшн — это огромное, может быть, доминирующее направление американской литературы, где расследуются подлинные преступления, излагаются подлинные биографии.

В каком смысле это честнее социального реализма? Понимаете, социальный реализм… Ну, как у Драйзера, например, ведь «Американская трагедия» тоже написана по мотивам совершенно конкретного явления. Американский реализм все время пытался вывести из жизни…

Понимаете, я понимаю, что Буковски – трогательный автор. И фраза «dirty old man love too» – это фраза, под которой любой подпишется после 30 лет. Но я никогда Буковски не любил. Он мне симпатичен как персонаж, но несимпатичен как автор. Его сравнивают с Довлатовым: мне кажется, что это все какая-то литература, не дотягивающая до великих эмоций. Где у Фицджеральда или Хемингуэя гибель всерьез, там у Буковски обаятельный алкоголизм. И мне многого не хватает в его прозе. При всем обаянии его таланта он писатель не того ранга, что и великие проклятые монстры литературы 30-50-х годов.  Не Фолкнер, прямо скажем, хотя Фолкнер пил не меньше. Просто алкоголизм Фолкнера приводил его к мрачным…

Видите ли, Ширли Джексон — великая писательница. Она правильно совершенно говорила: «Лучше всего мне удаются дети и романы — того и другого у меня очень много». Ширли Джексон, прежде всего, фантастически обаятельная личность, и она мне ужасно нравится по-человечески. Я как раз не думаю, что «Лотерея» — такой уж великий рассказ, хотя во все антологии американского рассказа, не только фантастические, она входит. Это рассказ уровня Фланнери О'Коннор, такая убийственная лотерея, которая проходит в нормальном американском городке. Вот эта подспудная тяга к убийству, да ещё к убийству по голосованию, по демократической процедуре,— она очень точно подловила, подсекла эту рыбу.

Лучшее её…

Далеко не всегда писатель кого-то морально осуждает или оправдывает. Смешно искать в текстах художника всегда расстановку моральных прежде всего акцентов, тем более что мораль, вообще-то, люди придумали именно для самообуздания. А вот думать о смысле жизни и как-то это совмещать с моралью — это довольно трудно.

Это рассказ… Вот это важно, что вы об этом спросили, потому что этот рассказ вызывает примерно такое же количество вопросов и разнообразных толкований, как «Хорошего человека найти нелегко» Фланнери О'Коннор. Этот рассказ очень похож. Это рассказ об, условно говоря, хорошем человеке, столкнувшемся с абсолютным злом. И вот очень многие задают себе вопрос. Вот бабушка в…

Вот что касается фэнтези. Понимаете, какую-то великую роль этого жанра, не столь мною любимого, я осознал в середине 90-х, когда наш собеседниковский Руслан Козлов дал почитать свой роман «Остров Буян». Я от кого угодно мог ожидать такой роман, но Козлов – известный политический журналист, он редактировал «Смену» ленинградскую, он автор первой публикации о «Митьках», он и открыл их как течение. Он был автором первого ответа Нине Андреевой на «Не могу поступиться принципами». Когда все замерли, думая, что это произошел поворот в правительстве, а вот Козлов взял и написал очень резкую и язвительную статью «Не могу молчать».

Я знал его как очень сильного публициста. Он замечательно писал,…

Я высоко, положительно оцениваю эту пьесу. Я читал мнения многих фанатов. В «Новой газете» в понедельник у меня выйдет большой разбор этого произведения, я постарался без спойлеров. Мне там два момента особенно понравились. Понравилось, что главная злодейка — всё-таки женщина. Этого со времён Миледи не было. Не сочтите это за спойлер, это для меня важно. Ну и потом, какие спойлеры? Всё это давно напечатано в Сети.

Что касается второго важного для меня открытия. Там потрясающе дана тема родительского бессилия, когда ты понимаешь, что ты хочешь мальчика своего или девочку защитить от боли, а Дамблдор с портрета отвечает: «Боль должна прийти. И она придёт». И тогда почти буквально…