Почему большие художники часто в своих фильмах отдают реплики с главной сутью второстепенным персонажам?

Если говорить о фильме, то он — страшно покоцанное произведение, и при всем своем таланте Швейцер не мог поставить эту вещь так, как она написана. И страшно сокращено присутствие Высоцкого в картине, и Банионису нечего играть. Так получилось, что фильм превратился в политический памфлет. А для Леонова это было все-таки не высказывание об активной борьбе за мир и не о необходимости активного участия в мире. Для Леонова это эссе о страхе смерти, которое для западного человека стало тотальным, и эта попытка предложить комфортную смерть — помните гроб «Солитер-эгоист»?— комфорт загробный, воскрешение посмертное, это криогенное будущее, мода на замораживание и воскрешение,— это Леонов предсказал…

Ну как не припомнили — Леонов всегда был под прицелом разнообразной критики, и всегда был под подозрением. И Леонов, другое дело, что он мимикрировал в определенном смысле, и «Скутаревский» уже написан совершенно эзоповым языком, а «Дорога на океан» просто глубоко советское произведение. Мне представляется, кстати, что довольно слабое, сейчас так мне кажется, хотя лет в 12-13 на меня это, в общем, производило некоторое впечатление. Особенно фантазии Курилова — вот такая футурология интересная, но «Скутаревский» мне нравится до сих пор — по-моему, очень удачное произведение, равно как и пьеса «Метель».

Видите ли, почему Леонова не привлекали — я думаю, тут та же проблема — в Леонове…

Нет, конечно. То есть это намек на тренд в кинематографе, но дело в том, что Сорокин — режиссер, каким он там изображен — такой же интеллектуал, ездивший много за границу. Он, скорее, Эйзенштейн. И дело в том, что это общий тренд бесконфликтного кинематографа; кстати говоря, интеллектуалы тоже приняли в этом участие. Кстати, и Пырьев ведь, понимаете, мейерхольдовец, и он этим гордился. Марголит, кстати, отстаивает версию о том, что Пырьев абсолютно сознательно делал лубок, а не желал угодить, как, допустим, Луков. Кстати говоря, очень может быть, что и Луков, снимая «Донецких шахтеров», не только гнался за конформизмом, но и создавал образец нового эстетизма. Но я-то думаю, что Сорокин имеет…

Нет, не была бы. Плохой роман. То есть я высоко ценю его как роман, но как только вы начнете его экранизировать, вы убедитесь в чудовищной нежизненности всех диалогов, их вычурности, напыщенности.

Да и потом ключевой герой там Фирсов, а не Векшин. Я думаю, что все эти герои — персонажи его подсознания. А Фирсова как вы сделаете, гражданина в клетчатом демисезоне? Фирсов — писатель, альтер-эго, бесконечно двоящийся в этих зеркалах. Векшин как раз не очень интересен.

Вся эта история бульварная. И история с сестрой Татьяной, циркачкой… Литературщина жуткая! Вот «Скутаевского» можно экранизировать. Но вообще у Леонова, конечно, самые сильные вещи — это его рассказы или «Записки…

Понимаете, когда-то Леонид Леонов — человек вообще неглупый — сказал Чуковскому: «Все заветные мысли надо отдавать отрицательному персонажу — тогда вас, по крайней мере, не убьют сразу». Это довольно глубокая мысль, хороший метод. Кстати говоря, сам Леонов так и поступил, очень многие заветные мысли в «Evgenia Ivanovna» вложив уста заведомо неприятного человека, потому что приятный там англичанин, а вот этот реэмигрант неприятный — бежал и вернулся. Я забыл, как его звали. Опять-таки у него есть неприятный герой Шатаницкий в «Пирамиде», который тоже высказывает очень много мыслей (в нём, я думаю, странным образом предсказан Сатановский). Довольно интересные мысли высказывает в…

Краковский, во-первых, написал после этого довольно много. Прожил, если мне память не изменяет, до 2017 года. Он довольно известный писатель. Начинал он с таких классических молодежных повестей, как бы «младший шестидесятник». Их пристанищем стала «Юность», которая посильно продолжала аксеновские традиции, но уже без Аксенова. У Краковского была экранизированная, молодежная, очень стебная повесть «Какая у вас улыбка». Было несколько повестей для научной молодежи. Потом он написал «День творения» – роман, который не столько за крамолу, сколько за формальную изощренность получил звездюлей в советской прессе. Но очень быстро настала Перестройка. Краковский во Владимире жил,…

Видите, в чем дело? Кожушаная — безусловно, Тягунов — безусловно (если брать «Ногу», а больше мы, собственно, ничего и не знаем), и, конечно, Ерохин,— они все были людьми все-таки 70-80-х годов, людьми той сложности, и когда настала новая простота, им всем стало нечем дышать. У каждого были свои причины, свои поводя для гибели.

В случае Ерохина это было, по всей вероятности, самоубийство, в случае Кожушаной — внезапная болезнь, в случае Тягунова — интоксикация, но совершенно очевидно, что делать им было нечего: их как-то срезало время. «И меня срезает время, как сточил твой каблук». Надо было обладать тогда очень гибкой психикой, чтобы не задохнуться в этом новом безвоздушном…

Это довольно трудный вопрос. Был ли это всплеском оккультизма только? По крайней мере, в Российской Империи это было и религиозным возрождением. А насчет всплеска оккультизма в 70-е – это было, скорее, грязной пеной, возникшей вокруг еще одного русского религиозного возрождения, представителями которого были Аверинцев, Желудков, Мень. Великие богословы и проповедники. Грязная пена всплывает вокруг всякого явления.

Андрей Синявский мне как-то сказал, что пошлость лучше, чем снобизм. Снобизм, как он сформулировал, это попытка воспарить без достаточных на то оснований. А пошлость – вещь естественная и здоровая, пошлость – это так же естественно, как тень, отбрасываемая…