Превратился ли Евгений Водолазкин в фигуру поп-культуры?

О таком типе людей, которые всех спасают. В большей степени об этом «Медея». Я помню, что «Сонечка» у меня вызывала определенное несогласие. Я из Улицкой, конечно, больше всего люблю «Казус Кукоцкого» и «Зеленый шатер» с его потрясающими накладывающимися композиционными кусками. Причем больше всего в «Казусе Кукоцкого» люблю безумную часть вот эту. Эти скитания по безлюдным пространствам женщины, якобы пребывающей в деменции, а на самом деле – в очень интенсивной внутренней жизни. Наверное, стоит перечитать «Сонечку» и заново себя спросить.

Высшее достижение Улицкой в новелле, в повести – это «Бедная счастливая Колыванова» и вообще «Девочки». Сам цикл «Девочки» – это такой манифест…

О том, что останется или не останется в истории, я судить не уполномочен. Ну, Денис Драгунский останется, безусловно. Или некоторые поэты, некоторые прозаики, которые находятся сейчас в России, останутся в истории. Из тех, которые сейчас вне России, это, безусловно, Букша с ее новым романом «Маленький рай» и с предыдущими. Она – один из самых думающих сегодня людей. Безусловно, Улицкая – она себе место обеспечила, Сорокин обеспечил. Тут говорить не о чем, спорить не о чем.

Я думаю, что хорошие шансы есть у молодых авторов – у тех, кому сегодня, условно говоря, лет двадцать пять, как Илье Воронову.

Если вопрос был о тех вписавшихся в литературный контекст, кто подсуетился и…

Магический реализм, или м-реализм, как назвал его Миша Назаренко в Киеве, применительно к творчеству Марины и Сергея Дяченок… Мне кажется, разница в том, что фантастика решает прикладные задачи, а магический реализм — это тот же реализм, позволяющий себе некоторые допущения. То есть если задачей фантастики могут быть и футурологическими, и социальными, и философскими, то задачи магического реализма прежде всего в психологическом прорыве, или изобразительная мощь такая. То есть задачи прежде всего эстетические у магического реализма, у фантастики они более прикладные, хотя то, что делали Стругацкие, я бы не назвал магическим реализмом, кроме, может быть, «Отягощенным злом», почему — не…

Есть, Софья Ковалевская. Дело в том, что это не только первый пример женщины-ученой в России. Это первый пример научной прозы. То, что она математик, чувствуется очень сильно: она подходит к эмоциям на абсолютно рациональном уровне. Проза Улицкой не только физиологична, она научна. Это пишет человек, который примерно понимает, как устроена биохимия возраста, биохимия страсти. И этот научный подтекст колоссально важен в ее сочинениях. Это человек безупречно логического мышления и безупречной научности в подходе к явлениям – к социальным, к биологическим, к любви.

Я думаю, что Улицкая написала лучшую книгу о подростках в постсоветской литературе (а может, и в советской). Она написала…

Мне очень нравится «Зелёный шатёр» именно своей нарративной оригинальностью. Понимаете, вот как крыша, крытая шифером, там куски этих воспоминаний временами перекрываются. И вот эти точки перекрытий, когда одно и то же событие глазами разных людей, они мне симпатичны. Это действительно как такой зелёный шатёр, как шалаш.

Но, конечно, большинство героев этой книги вызывают у меня стойкую неприязнь, потому что о диссидентском движении семидесятых годов я сужу, во-первых, по личным воспоминаниям (всё-таки эти люди бывали у нас дома, я бывал в их домах). А во-вторых, роман Кормера «Наследство» кажется мне в этом случае, в этом смысле, что ли, более трезвым, более жёстким, скептическим.…

Что касается начинающего автора и как ему стать известным. Вы не поверите, сколько таких писем! Я вам клянусь, сегодня такой запрос на новых авторов! Сегодня такое внимание к ним и такой интерес к ним, что если вы напишете что-то стоящее, мимо вас не пройдут. Вся проблема в том, чтобы это стоящее, это новое и небывалое написать. Действительно, напишите то, чего ещё не было.

Заявить о себе можно во многих вариантах. Размещайте в интернете, обращайтесь к классикам, к тем из них, кто вам близок, и показывайте им. Они всегда читают и никогда не отказывают, большинство, тот же Водолазкин. Вопрос не в том, как стать известным, а в том, как сегодня написать текст, который сегодня станет важным для всех.…

Ничего особенно хорошего не думаю, к сожалению. Я очень люблю Людмилу Евгеньевну Улицкую. Мне очень нравится её лучшие, на мой взгляд, ранние вещи — «Девочки» первую очередь, «Медея и её дети». Мне очень интересен «Даниэль Штайн». Многое мне нравится в «Зелёном шатре». Интересная, безусловно, её публицистическая деятельность, весьма. Но вот «Искренне ваш Шурик» и «Весёлые похороны» — это те тексты, которые мне кажутся более близкими к попсе, если угодно. Хотя, может быть, я чего-то недопонимаю. А больше всего я люблю «Казус Кукоцкого». А больше всего в «Казусе Кукоцкого» — вторую часть, вот эту сюрреалистическую.

В плане стиля больше всего у Набокова училась, и это абсолютно не скрывает, Ольга Славникова. Шишкин совсем не набоковец, не набоковианин. Я думаю, что он любит Набокова, не любит его так же, как Вальзера, например, или как Дюрренматта — как любого крупного писателя ХХ столетия, но совершенно не чувствует к нему психологической близости.

Разве что, может быть, в том аспекте, что Набоков (возьмите «Signs and Symbols», например) очень остро и болезненно воспринимает трагизм мира. Так же и Шишкин во «Взятии Измаила», в «Венерином волосе» как бы ведет беспрерывную тяжбу, беспрерывный судебный процесс против мира, в котором столько жестокости, столько мерзости. Вот это может быть у него…

«Брисбен» не вызвал у меня живого ответа, живой реакции такой. Там не было ничего, что бы как-то соотносилось с моим опытом. Но абстрактно говоря, это хорошо написанная вещь. И потом, автор решает там какие-то личные задачи. Если мой опыт никак не пересекается с этими личными задачами, это не повод для меня говорить, что это плохо написано. Это написано хорошо, вот ему понадобилось написать такую книгу. Разумеется, «Лавр» был гораздо ярче, гораздо веселее, гораздо оригинальнее. Но нельзя требовать от автора, чтобы он выпускал opus magnum каждые два года.