Я говорил уже о том, что я не могу оценить почему-то всей прелести её творчества, хотя я признаю, что она очень талантливый человек. Но почему-то она кажется мне менее насущной, менее глубокой и более литературной, скажем, чем Фаулз, которому она недвусмысленно подражает.

Я не нахожу её пустоватой, но и не нахожу её увлекательной. Я нахожу её мучительно честной. Все комплексы, все страдания человека, влюблённого в женщину пустую, неверную и неблагодарную,— это есть и в первом томе, это есть и в «Пленнице», и в «Беглянке». Мне это не близко, но читать про это мне всё-таки было, да, мучительно и интересно. Вот там Пруст силён, а не в описаниях, конечно.

«Ты сказал один раз — я поверил. Ты сказал три раза — я понял, что ты лжёшь». Да и вообще я не верю, что взгляды можно кому-то навязать. Можно попытаться человека шантажировать — это да. А вот навязать взгляды — я этого никогда не видел. Вы мне можете возразить: «А как же российская телепропаганда?» Так российская телепропаганда неэффективна. Все же понимают, что это ложь. Это смотрится как фрик-шоу: всем просто очень интересно, как эти люди позорят себя и продают свою бессмертную душу. Это вообще интересное зрелище, когда продаётся бессмертная душа.

Видите ли, Булгаков не был украинофобом, из «Белой гвардии» это ничуть не следует. То, что он к гетману относился без любви — это совершенно не значит, что он украинофоб. Другое дело, что он был православный монархист. Условия, при которых он бросил первую жену (если вы имеете в виду Лаппу), они-то достаточно сложные, и там не так всё просто. И вообще легко нам обвинять. Он и Белозерскую бросил. Легко нам разговаривать, когда мы живём в другое время, в другом месте и не в условиях Гражданской войны. Вы, допустим), живёте в условиях войны, я понимаю, но всё равно мы не знаем, что делали бы вы, окажись вы в ситуации Булгакова.

Это как раз ещё один минус чтения биографии великих людей. Вы любите их за то,…

Ну, видите ли… Давайте попробуем, ладно. Все люди вообще хорошие, понимаете, кроме тех немногих, которые, как в фильме «Что-то не так с Кевином», ссылку на который мне тут прислали… Спасибо, я читал роман, мне хватило, но фильм я тоже посмотрел по вашей наводке. Плохой фильм, роман интереснее. Да, есть такие мальчики, рождающиеся с иррациональной злобой в сердце. Но вообще-то, все люди хорошие, понимаете. У меня есть ощущение, что не случись «крымнаша» или не случись Первой мировой войны или Второй, они так и были бы прекрасными соседями, в том числе дачными. Сколько, например, в Германии тридцатых годов было прекрасных людей, которые вдруг начали одобрять нацизм. А до этого, если не было бы…

Ну нет, конечно. Просто это разные истории совершенно. Литвинов одержим любовью тоже, потому что ему делать нечего; потому что, как правильно совершенно говорит Писарев, «он не гора, а кочка». «дюжинный честный человек» — Литвинов, признается сам Тургенев. Потому что Базарова больше нет, Базаровых истребили. Кстати говоря, Россия тогда тоже прошла через 2 войны: 1863 год — усмирение Польши, 1877 — помощь братьям-славянам в Болгарии, которая вызвала в обществе истерику, совершенно точно описанную Толстым, описанную им так жестоко, что Катков даже отказался печатать 8-ю часть «Анны Карениной» (она вышла отдельно). Для большинства читателей роман закончился…

Однозначно «Рецепт её молодости». Там было очень много страшных кусков, где её глаза крупным планом, и вдруг в этих глазах — вся мудрость жизни. Понимаете, «Средство Макропулоса», экранизацией пьесы Чапека, собственно, и являлся этот фильм,— выдающаяся пьеса, трагикомедия, местами даже фарс, но она очень страшная. Действительно страшная пьеса. Из нее выросли у Стругацких «Пять ложечек эликсира». Для меня «Средство Макропулоса» — одна из выдающихся пьес, я Чапека-драматурга ценю даже выше, может быть, чем прозаика. Хотя и прозаик, конечно, он был бессмертный. Ну вот думаю, что Гурченко там сыграла свою главную тему — тему отсутствующего, а на самом деле, тайно присутствующего возраста.

Насчет неоромантиков не знаю, и, главное, мне кажется, что сам термин «неоромантизм», он не вполне корректен. Если уж на то пошло, то неоромантизм — это фашизм, а может быть, экспрессионизм. Ну в общем, кто такие неоромантики, сказать трудно. Это термин условный. А влияние Ницше на мировую литературу, как и влияние всякой философии, было не идеологическим, а, как ни странно, формальным — чисто литературным, довольно поверхностным. Но именно Ницше ввел в моду фрагментарность и афоризм. До него так не писали. Я не думаю, что учение Ницше, которое, вдобавок, ещё очень сложно и легко трактуется взаимоисключающим образом, ну оно слишком размыто, чтобы быть строгой наукой. Оно может повлиять именно и…

«Побег из Шоу-щенка», как оно называется иронически. Нет, мне так не кажется. Мне кажется, что «Рита Хейворт в «Шоушенке» Стивена Кинга — гораздо более удачная вещь, чем фильм. Не знаю, почему мне так кажется. Наверное, потому что, опять-таки, ужас, который описан, все-таки больше имеет отношения к искусству, чем ужас, который прожит.

Что касается аналогичного эпизода с «Зеленой милей» — якобы тоже фильм лучше книги… Мне кажется, что и фильм, и книга одинаково не принадлежат к кинговским удачам. Хотя мать моя большой фанат именно этой книги. Мне кажется, что этот тот случай, когда Кинг написал, что ли, более попсовую версию «Сияния».

Знаете, трудно. Но моральный климат 30-х точнее других раскрыли Нароков в романе «Мнимые величины», Головкина-Корсакова в «Лебединой песне» (она же «Побежденные») и Виктор Серж в «Деле Тулаева». Вот так, наверное, вот эти три книги раскрывают главные синдромы; то, как «апокалипсис от Кобы» действует.

Понимаете, кто написал четыре миллиона доносов?— роковой вопрос, но это делается очень просто. Людям достаточно разрешить быть свиньями, и они кидаются в это с остервенением. Это для того чтобы культурные растения вырастить, нужно усилие, а для того чтобы засадить сад сорняками, достаточно разрешить им это делать. Достаточно вытоптать культурные растения. Вот об этой…

Я не делаю здесь гендерных различий. Более того, я никого не невротизирую. Я внушаю им некоторое здоровое, как мне кажется, тщеславие. А тщеславие невротизирует само по себе. Они немножко начинают стремиться к чему-то большему. Видеть сны о чем-то большем. Вообще, невротизация детей, если отбросить негативную модальность этого слова, оценочность, это не так уж плохо. Ребенок должен нервничать относительно своего статуса, он должен хотеть быть лучше, в нем должна сидеть конкуренция. Пушкин говорил: «Зависть — сестра соревнования, следственно, хорошего роду». Даже болезненные проявления зависти имеют, в общем, нормальное и, я бы сказал, вполне благородное происхождение. То…

Ну, это не самая органичная для Симонова пьеса. Пьеса, в которой он попробовал быть модернистом. Такой театральный модерн, не очень удачный.

Ну, как бы сказать? Это не лучшая пьеса неровного писателя в постановке хорошего честного советского режиссера, с замечательными актерами. Высоцкий эту работу не любил. Она казалась ему довольно искусственной. Да и вообще, понимаете, там сценические приемы этой пьесы, ее такая невинная хемингуэевщина — это попытки переписать русский вопрос средствами 1972 года.

Симонов был честный литератор. Действительно, честный, безусловно, очень одаренный. Но у него были пределы. Мыслителем он не был. Он был довольно стихийным, довольно…

Потому что уже не было шаражек!

Очень хорошо недавно написал кто-то из ученых, опять обвиняемых в измене родине: «Хоть бы они шаражки для нас построили!». В том-то и проблема, понимаете, что современная Россия — это Гулаг без шаражек. Правда, Гулаг не такой тотальный, как Колыма,

Не могу я больше цитировать эту фразу — я уже, как правильно заметил Никита Елисеев, всех достал этим сравнением, но правда, 90% занято рабским трудом, а 10% сидят в шаражке. Так сегодня 100% занято рабским трудом. Вам нравится эта альтернатива?

Валерий Тодоровский гениальным своим чутьем просчитал сериал «Бомба», в котором рассказывается, что Советский Союз и был такой бомбой, которую построили в…

Фашизм, видимо, бессмертен. Я не буду брать определение Успенского, что фашизм — естественное состояние человечества (из гениального, на мой взгляд, романа «Райская машина»). Но фашизм — это, скажем так, этап той подростковой болезни, без которой не бывает зрелости. Это как романтизм, в котором уже есть корни фашизма, протофашистские идеи — наполеоновские или ницшеанские. Романтизм в своем вырождении приводит именно к таким фашистским комплексам.

Я боюсь, что фашизм неубиваем. Потому что есть такие вывихи, есть такие зигзаги человеческого развития, человеческой природы, с которыми вы ничего не можете сделать. Это неизбежная вещь. Понимаете, можно сделать так, чтобы фашизм не…

Я не очень хорошо к ней отношусь. Я люблю Тендрякова раннего, в котором действительно есть такой тугой узел, есть ощущение неразрешимых советских проблем. Но я не очень люблю «Ночь после выпуска» именно в силу того, что там, понимаете, в душной, страшно душной атмосфере начала 70-х делается попытка постановки моральных вопросов. А в аморальной ситуации моральных выборов не может быть.

Как и «Шестьдесят свечей», как и «Расплата» — это всё квадратура круга, понимаете, трисекция угла. Это всё попытка разрешить неразрешимую задачу. Такое себе колумбово яйцо. И мне кажется, что особенно наглядно это в «Ночи после выпуска», когда в советской школе, полной лжи, выпускники пытаются найти для…

Не знаю этой фразы, но, по всей видимости, человек – это его представление о себе, вот и все, что она значит. Человек – это его иллюзия. Понимаете, тоже, какая важная парадоксальная штука, за счет которой и существует литература. Когда я на лекции перечисляю триггеры, благодаря которым литература становится интересной, то прежде всего человеку будет интересен он сам. Потому что самое близкое к себе существо он не знает, не видит со стороны. По Вийону, мы знаем все, но только не себя. Мы себя не знаем, поэтому с таким интересом рассматриваем фотографии, слушаем запись своего голоса, который звучит совершенно не так, как внутреннее ухо его слышит. И мы, какими нас видят жены, – тоже сенсация.

Мне…

Под предателем он понимает, конечно, конформиста. Человека, который предал каким-то образом или идеалы юности, или собственную неготовность служить сатане. Вот это предательство, «к предательству таинственная страсть, друзья мои, да минет ваши души» говорила и Ахматова. Этот ген предательства, конечно, глубоко сидит в российской интеллигенции, потому она и обзывает сейчас предателями всех, кто не думает так, как она. Это такая сублимация, транзит, перенос своих качеств на других людей. А так-то, в общем, предательство – предательство идеалов, предательство друзей – это ужасно распространённая вещь в сегодняшней России. Да, мы не тираны и не узники, но то, что во всех нас сидит ген страха и…

По двум причинам. Во-первых, Кимы – это правящая династия, которая очень жестко схватила страну в когти, и разжимать ее не собирается. А во-вторых (как я себе это объясняю), там огромное количество народу, который на передовых позициях, на передовых рубежах, на лучших должностях сидит без достаточных на то оснований. Это люди неталантливые, люди неконкурентные. Та же самая история была, кстати, в разделенной Германии. В восточной Германии было очень много людей, которые вознеслись за счет подлости, мерзости и выслуживания перед режимом. Конечно, никакой конкуренции они бы не выдержали. Для них решенное без их участия объединение Германии было трагедией. Очень многие продолжали…

Для меня Лео Перуц – мастер кафкианского уровня, один из величайших. Даже не «Мастер Страшного суда», а прежде всего «Маркиз де Боливар». Более изобретательно построенного романа я не встречал: там предсказание конструирует фабулу и обретает перформативную функцию. То, что маркиз де Боливар предсказал, сбывается. Это, конечно, гениальный роман совершенно. Ну и «Снег Святого Петра», ну и «Ночью под каменным мостом». Перуц был чем позже, тем лучше. Но и тем труднее ему было писать.

Конечно, вот этот «Мастер Страшного суда», «Мастер Страшного суда» – очень страшный роман, очень жуткий, готический. Перуц же вообще был математик и шахматист, поэтому его конструкции обладают великолепным…